Любовь и страдания «девушки с полей»
Ежегодно в деревне Ильино проводятся мероприятия, посвященные памяти известного поэта Виктора БОКОВА. В том, что он состоялся как творческая личность, огромная заслуга его супруги – Евгении СОРОКИНОЙ. Евгения Фроловна и сама оставила о себе добрую память в Боровском районе
Роковая фраза
Она родилась в Мосальском районе в 1922 году. Окончив с отличием медицинское училище, получила направление во 2-й Московский медицинский институт. Успела отучиться два курса, после чего началась война. Молодого специалиста направили фельдшером в Тарутинскую больницу, ставшую госпиталем.
Медикаментов катастрофически не хватало. СОРОКИНА стала ходить по местам прошедших боёв, пытаясь что-либо найти в землянках, окопах. Однажды нашла немецкую аптечку. «Посмотрите, как герметично всё упаковано, – поделилась с коллегами. – Ни вода, ни грязь сюда не просочились». Могла ли она предположить, что эта, казалось бы, ничего не значащая фраза станет для неё роковой? Среди персонала госпиталя нашёлся «доброжелатель», который «стуканул», куда надо. Таким образом он отомстил девушке, которая отвергла его настойчивые ухаживания.
Оценка достоинств вражеских медикаментов послужила достаточным основанием, чтобы объявить Евгению врагом народа. В феврале 1943 года её арестовали. Ночь продержали на Лубянке, а оттуда перевели в Бутырскую тюрьму, где ей предстояло провести пять месяцев. От всего увиденного и пережитого здесь она надолго потеряла дар речи, а в волосах появилась седая прядь. Не прошли бесследно и ночи на сыром холодном полу – Евгения заработала хроническое заболевание лёгких.
Наконец, прозвучал приговор: пять лет лишения свободы.
В Сибирь
И вот почти полностью истощённую и морально, и физически Женю вместе с другими арестантами сажают в вагон эшелона, идущего в Новосибирск. До пункта назначения добирались целый месяц, так как ехали только по ночам. Кормили тухлой селёдкой, поили водой из паровозного котла. Ежедневно из каждого вагона вытаскивали по три-четыре трупа. Неизвестно, осталась бы Евгения жива, если бы её не пожалел пожилой конвоир, который иногда приносил девушке чай и сухари.
Из Новосибирска СОРОКИНУ направили в один из лагерей Кемеровской области. Ей повезло – она попала на работу по специальности, в лагерную больницу. Трудилась на износ: на десять тысяч заключённых приходилось по одному терапевту, хирургу и стоматологу. Сколько людей выжили в тех ужасных условиях благодаря таланту молодого медика! Среди них был комдив, которого доставили в лагерную больницу с тяжёлой формой туберкулёза. Впоследствии он не раз выручал Женю в критических ситуациях. Например, когда администрация пыталась строить козни СОРОКИНОЙ с целью продления её срока (им было выгодно подольше задержать у себя компетентного специалиста).
Жень-Шень
Именно там произошла та самая судьбоносная встреча. Это было весной 1944 года. Виктор БОКОВ к тому времени был уже известным поэтом. По ложному обвинению однокурсников военного училища он был арестован и осуждён военным трибуналом «За антисоветскую агитацию и пропаганду».
Увидев Женю, Виктор подошёл и спросил: «Как же могла такая милая девушка с таким ясным и честным взором очутиться здесь?» Они поговорили немного и разошлись. Но какая-то искра между ними уже пробежала. Лагерный режим не позволял видеться часто. Общались они с помощью записок. Эти клочки бумаги от БОКОВА Евгения Фроловна хранила всю жизнь. Сколько в этих коротких посланиях нежности, поэзии, одухотворённости. Он любовно называл её Жень-Шень. «Моя дорогая, моя бесценная девочка! Мой светлый, найденный в тайге человечества Жень-Шень. Я хочу тебе в этом письме послать слепок сегодняшнего прекрасного утра, чтобы чудесным обликом его влить в тебя бодрость и надежду».
В своих воспоминаниях поэт описывает процесс передачи писем: «На зоне следили за каждым. Как передать письмо? Я беру палку, расщепляю её на одном конце, в прощелок вставляю письмо и со всей силы бросаю к крыльцу, где Женя стоит и ждёт».
Поначалу это знакомство казалось Евгении ценным лишь как моральная поддержка. Однако вскоре она поняла, что всерьёз полюбила этого человека. Но ей приходилась сдерживать чувства – она знала, что у БОКОВА есть жена и двое сыновей. Лишь когда стало известно, что родные отреклись от него как от врага народа, совесть перестала сильно мучить Женю.
Поэту удалось добиться, чтобы им разрешили чаще видеться. Последствием этого лагерного романа стало рождение дочери Татьяны в марте 1947 года. Роды были тяжёлыми, вызывали гинекологов из Кемеровской областной больницы. Десять дней пытались сохранить жизнь роженице и ребёнку. Спасли, но вынесли приговор – у Евгении не будет больше детей.
Над рекой Истермой
СОРОКИНУ освободили осенью 1947 года, БОКОВА – полгода спустя. К тому времени они уже стали мужем и женой. Евгении Фроловне дали направление на работу в медпункт деревни Ильино Боровского района. Вместе с супругой и дочкой сюда приехал и Виктор Фёдорович. Опального поэта выслали на 101-й километр.
«Мы с родителями поселились в крохотном помещении, служившем одновременно и медпунктом, и жильём, – рассказывает Татьяна СОРОКИНА. – Однако после лагерных застенков эти условия казались раем. Мама очень быстро завоевала любовь и уважение сельчан. В любую погоду, в любое время суток она пешком ходила на вызовы, а участок охватывал девять деревень.
Люди высоко её ценили. Зная, что мы живём в дырявой избе, где очень холодно зимой и вода к утру в вёдрах замерзает, сельчане сами обратились к председателю колхоза Владиславу САУЛИТУ с просьбой о постройке нового медпункта или выделении помещения для нормальной работы и жизни семьи медика. И через некоторое время, когда со второй половины дома съехали соседи, был произведён ремонт.
Мы прожили в Ильино десять удивительных лет! Жизнь наша была насыщенной, интересной. Каждое мгновение наполнялось радостью, общей занятостью и ещё чем-то необъяснимо дорогим и родным. Даже я, будучи маленьким ребёнком, это понимала.
К нам постоянно приходили люди, много беседовали, пели песни, частушки. У нас были патефон и много пластинок. Папа играл на балалайке, кто-то на гармошке. Наш дом всегда был открыт не только как медпункт, а скорее как “скорая помощь” для нуждающихся в добром слове, совете, внимании».
«Я назову тебя зоренькой»
Татьяна Викторовна рассказывает, что отношения между родителями были построены на любви, доверии, взаимопонимании. Ни при каких обстоятельствах они не ругались, не повышали голоса. Обращались друг к другу только уменьшительно-ласкательно: Женёк, Витенька.
Внешней и внутренней красотой Евгении восхищались многие. В том числе коллеги БОКОВА по литературному цеху: ПРИШВИН, ПАСТЕРНАК, ТВАРДОВСКИЙ, ЧУКОВСКИЙ. И каждый раз её буквально засыпали комплиментами. ПРИШВИН однажды спросил у БОКОВА: «Где ты отыскал эту девушку с полей?» И тут же поправился: «Нет, я не совсем точно выразился. На каком лугу вырос этот прекрасный цветок?»
Её преданность БОКОВУ была поистине безграничной. Она с достоинством отражала все нападки на Виктора, когда его в чём только не обвиняли. И многожёнец, дескать, и писатель никудышный. Она одна верила в его талант и в то, что имя БОКОВА не погаснет на литературном небосклоне, его звёздный час ещё впереди.
Своим вниманием и заботой Евгения Фроловна не позволила поэту окончательно впасть в хандру в тот тяжёлый период, когда его не печатали, не хотели возвращать в Союз писателей. Благодаря жене к нему постепенно возвращался интерес к творчеству. Он вдохновлялся общением с природой, с деревенскими жителями. От них черпал богатство языка, культуры, русского духа. Всё это выливалось в стихи, которые вскоре стали песенными шлягерами: «На побывку едет…», «Выходил на поля молодой агроном», «Лён, лён, лён». А песня «Я назову тебя зоренькой» – одна из многих, что Виктор Фёдорович посвятил своей ненаглядной Жень-Шень.
Достойно принятый удар
В 1958 году опальный поэт получил разрешение на возвращение в Москву. Жизнь в деревне не только восстановила его физические и душевные силы, но и дала расцвет творческим способностям. Словно напившись целебной воды из Истермы, залечив раны, БОКОВ взмахнул поэтическими крыльями и полетел над страной.
В тот же период он полюбил другую женщину и оставил Женю с Таней. Для СОРОКИНОЙ это, конечно, стало сильнейшим ударом. Но она приняла это очень достойно. Ни разу не сказала в адрес БОКОВА ни одного плохого слова, не хотела слушать тех, кто называл его поступок предательством. Любовь к нему в ней не иссякла.
«Спустя много лет Витя для меня по-прежнему остаётся самым дорогим и близким человеком, – признавалась Евгения Фроловна на склоне жизни. – Я никогда ни в коем случае его не осуждала, была с ним счастлива, и многим ему обязана».
БОКОВ не забывал о них – постоянно слал письма, посылки, бандероли, делал денежные переводы. Иногда приезжал их навестить, старался принимать участие в воспитании дочери.
Наверняка его мучили угрызения совести. Однажды он посвятит Евгении полные раскаяния стихи:
«Я не знаю, будет ли прощенье?
Рана заживёт? Не заживёт?
Легче понимать земли вращенье,
Чем неверный шаг и ложный ход».
И нежность в голубых глазах
Летом 1958 года СОРОКИНУ направили в Боровск, где назначили старшей медсестрой. Потом работала в процедурном кабинете, в доврачебном отделении. Евгению Фроловну очень любили боровчане – не только за профессиональные навыки, но прежде всего за бережное, внимательное отношение к каждому пациенту. В 70 лет она ушла на пенсию. А чуть ранее, в 1990 году случилось важное для неё событие – она получила сообщение о полной реабилитации. Также ей вернули статус участника войны.
«Я восхищалась аристократичностью, интеллигентностью этой женщины, – вспоминает директор Митяевского ДК Римма БАРИНОВА. – Пережив столько испытаний, она не замкнулась, не озлобилась, сохранила внутреннюю и внешнюю красоту, душа её не очерствела. А какая глубина и нежность отражались в её голубых глазах!».
Вот такая судьба – горькая и светлая.
Дмитрий ОДИНОКОВ
Последние новости
Полезные ссылки
